Александр Король

и попрятались, как я. А есть люди, которые, наоборот, после пандемии стали супер наглые, агрессивные, вообще без границ, как сумасшедшие. И вот как будто все поделилось на два вот этих лагеря. Я не скажу, что это здорово, и это не очень хорошие последствия после пандемии. Но, опять же, зачем-то Богу, системе это надо, чтобы так все это происходило. Но я, видите, я не про здоровье, я такие штуки не знаю. Я больше, как в фильмах “Сокровище нации” или “Код да Винчи”, я больше про разгадки символов, про что-то такое мифологическое, историческое. И даже с какой-то исторической точки зрения я могу из-за любопытства к истории и времени старому, я могу проявить любопытство к религиям, но я не про политику, не про религии, не про здоровье. Это для меня уже какой-то материальный социум, а социум – мне он не нужен. Мне интересна библиотека старых книг и иллюстрации, мне интересно всё утраченное – утраченные знания, утраченная история. Мне нравится в ней находить какие-то состыковки, несостыковки, проводить аналогию с нашим временем сейчас, что-то выявлять, какую-то закономерность. Это всё-таки такой, знаете, очень такой добрый, творческий такой процесс. А вот именно та вот социальная человеческая жизнь, сколько бы ни пытались люди со мной об этом поговорить и просили книжки об этом, и я даже какие-то книжки об этом делал, чтобы тому обществу помочь, но это как будто другой мир, вот то социальное общество. Для них я написал книги такие, как «Нелюбовь» – книга про семь грехов и семь добродетелей, как раз актуально на то время, потому что у людей стирались все эти границы, и людям казалось, что все плохое можно делать, а я все пытался через книги объяснить, что после этого бывают последствия, и что это как чувства, но они только ложные, они тебе нравятся, и они тобой овладевают, и что их не надо кормить и подпитывать, что нужно, наоборот, взращивать добродетели. Какие-то такие посылы или трактаты о том, что есть внимание, есть динамика, как не столкнуться с деменцией, но тоже такие моменты, которые я вижу, как разлагается социальное общество, такой дестрой. Я, конечно, какие-то такие книжки для них, что они мне небезразличны, что я не поставил на них крест, что всё-таки я всегда протягиваю им руку, то есть такие книжки я делал. Но мне так не хочется в этих, как говорится, грязных трусах, в этом социальном мире ковыряться. То есть мне нравится мой вот этот