Страница 337

[Alexandr Korol]

страх, прямо как будто что-то случилось или как будто сейчас что-то случится, и мне прямо нереально страшно, сумасшедшая неуверенность или какой-то осадок на душе, прямо сумасшедшая тревога. Я начинаю это чувствовать, но нет никаких к этому предпосылок: я ничего не делал вчера или позавчера, и вот сегодня я вдруг это ощущаю. Я не понимаю как, почему это, что это. И я стараюсь... Естественно, как у меня всегда была такая позиция, всегда с самого детства, что если вдруг я чувствую неуверенность в себе или если вдруг я чувствую в себе темные мысли какие-то, а они, правда, за жизнь появлялись, то я, естественно, в первую очередь, у меня всегда был такой подход, что нельзя позволять этому реализоваться. Нельзя, ни в коем случае. То есть, если вдруг я чувствую себя злым или неуверенным, или каким-то депрессивным, или каким-то искушенным, с какими-то животными позывами, то я сразу прекращаю со всеми общаться, закрываюсь дома и говорю всем, что я заболел и не трогайте меня. Я так делал по той причине, что я боялся навредить людям, а в первую очередь для меня всегда на первом месте люди, а на втором месте я. Я понимал, что мне, тому, какой есть, доверять нельзя. И в этом состоянии ни в коем случае никогда нельзя писать книгу. В этом состоянии никогда нельзя вообще ничего делать, чтобы еще, в первую очередь, это не запечатлеть. Ведь если я в каком-то негативе – непонятно откуда он взялся – если я в этом негативе сделаю фотографию, то этот негатив запечатлелся навсегда, а если я в этом негативе выберу себе друга или сотрудника, а если в этом негативе я составлю себе список музыки или если в этом негативе я устрою себе шоппинг, то в том мире, в негативном, того кода я куплю себе одежду, чем закреплю себя еще больше в этом мире. То есть у меня был всегда такой подход с самого детства, хотя я даже не знал, что это. Я просто понимал, что нельзя позволять этому негативу разрастаться. Я мог просто закрыться дома, сидеть и просто спать. Но я понимал, что даже нельзя писать никому, звонить никому и даже нельзя читать письма, потому что я не могу себе доверять, потому что я буду, возможно, не под тем углом неправильно реагировать даже на сообщения, которые мне напишет мама. Но я почему-то всегда бдил и всегда знал, что нужен над этим контроль. Но и также всегда был свидетелем того, как многие люди могли проснуться не с той ноги, не заметив, что они вчера были добрые,